Последующие замечания о высшем смысле свастики выглядели бы несколько надуманными, если бы о исследованиях истории северной пра-расы, проводимых Германом Виртом, не было уже известно в Европе. То, что до сих пор не особенно привлекало внимание, и что теперь следует подчеркнуть особо, так это тот факт, что мысли, высказанные по этой теме, в том, что в них есть фактического, не являются простым изложением прозрений современного ученого. Напротив - позволительна и возможна увязка этих исследований с религиозным учением, которое, как бы ни были его следы рассеяны, тем не менее обнаруживает себя общими признаками во всех великих традициях прошлого: от дальневосточной, тибетской, индо-арийской и ирано-арийской до эллинской, египетской, кельтской, германской и ацтекской. И у нас нет сомнений, что эти предания, если сразу взять их неопосредованно, по ту сторону "позитивистских" ограничений, были бы в состоянии сказать нам больше, чем все слабоаргументированные филологические или палеографические реконструкции.

Первое, что из этого следует - объединение понятий арийская, индогерманская или нордическая раса. То, что до последнего времени называли этим именем и полагали, что так следует называть древнее пра-племя, оказывается лишь частным и относительно поздним ответвлением некой гораздо более древней и чистой расы арктического происхождения, которую можно с полным правом обозначить этим древним названием - "гиперборейская". Такое слияние устраняет много погрешностей и трудностей, которые сопутствовали существовавшим до недавних пор представлениям об арийстве. Арийская мысль приобретает здесь универсальность, демонстрируя принцип продолжения общего культурного истока, который видится прежде всего разделенным и оказывается рассеянным как на Востоке, так и на Западе, Севере и Юге. При этом символизм свастики приобретает особое значение.
 

Известно о тех трудностях, на которые наталкивалась мысль Эрнста Клауса или Людвига Мюллера, согласно которой этот символ в древние времена являлся атрибутом исключительно индогерманских племен. Лишь в 1896 году американец Томас Вильсон, а позднее итальянец Альберто Моссо составили карту, из которой ясно следовало, что свастика обнаруживает себя также в местах, которые, как Калифорния, Центральная Америка, Дальний Восток, Междуречье, Северная Африка и т.д., определённо не могут рассматриваться как места исконного пребывания индогерманской расы. По отношению же к северной пра-расе это несоответствие снимается. Если соединить направления путей (определяемые Виртом как "прямые или отраженные лучи излияния северной - лидирующей расы") со свидетельствами древнейших преданий, то мы будем в состоянии объяснить себе широкое распространение символа свастики в мире очень хорошо - и вне подвластной индогерманским расам области тоже - т.к. в таком случае каждая из рассматриваемых рас будет лишь одним из "лучей" распространения северной пра-расы.

Второе - следует отметить солярный, солнечный характер, свойственный северной пра-культуре. Это следует непосредственно из сверхубедительных свидетельств, которые нам предлагают предания древних народов относительно арктической Прародины. Гиперборейская страна иранских ариев, Арьяна Вэджа (Арийская Вежа - Светлая Башня, Белая Гора, Меру, Мир-Алатырь - ЦСС) аллегорически именуется в Авесте как дом и солнечной "славы", и вместе с тем - дом самого Йимы, "лучащегося, славного, того, кто равен солнцу среди людей". "Швета-двипа" или "уттара-куру", священная земля крайнего Севера, воспринимается индо-ариями как "белый остров" или "остров сияния", как дом Нарайяны, "в ком горит великий огонь, который проливается во все стороны". Рассказ греков о гипербореях снова увязывается с "солнечным" и "лучащимся" Аполлоном. О Туле, которое по смыслу сливается с ним, говорится "a sol e nomen habens". Ацтекский Туллан (и русская Тула - ЦСС) или Тлаллокан (который также этимологически соответствует греческому Туле) сливается по смыслу с "домом солнца". Гимле или Гладсхайм, "дом радости", расположенный на древней прародине, в Асгарде (Ас-град - ЦСС), называется в Эдде вечным, золотым и сияющим, как солнце. Те же характеристики имеет и таинственная "лежащая к северу от северного моря" и населенная "трансцендентными людьми" земля, которую вспоминают предания Дальнего Востока, равно как и таинственная Шамбхала, "северный город" добуддистской тибетской традиции Бон. Можно привести множество сходных примеров…

Говоря о солярном характере пра-культуры, необходимо обратить внимание на два аспекта: идею солнечного культа, и идею солнечной власти. Что касается первого, то известно, что Вирт в своей реконструкции определяет северо-атлантические пра-расы именно как носителей общей религии солнечного типа. Не смотря на гипотетичность такого утверждения, оно, безусловно, заслуживает внимания, и мы к этому еще вернемся. Между тем, примем во внимание следующее: между солнцем и божественным огнем всегда существовала некая внутренняя взаимосвязь, акцент на которую отчетливо заметен в индогерманской традиции. Культ огня связывался как с ураническими и "солнечными" компонентами ритуала патрициев в традиционном древнем, античном мире (Бахофен), но и с понятием солнечного и "божественного" царства самого по себе, то есть функцией, которая в различных культурах в высшей степени могла воплощать изначальную лидирующую расу: иранско-арийская "слава" - "хварено", созидающая вождей (тождественна "агни-рохите", ведийскому огню как "покоряющей королевской силе", и огненному истечению под названием "жизненная сила", "аншус", египетского царства), является солнечным огнем. Но в этом и заключается первое и наипростейшее утверждение знака свастики как северного символа. Общеизвестно, что свастика часто выступала как огненный и солнечный символ. Но необходимо выйти за пределы такого слишком "натуралистического" усекновения данного понятия. Неискаженной отправной точкой для всякого непредвзятого исследования должно быть положение о том, что древний человек не суеверно "обожествлял" силы природы, а, напротив, использовал их как символ для выражения высших смыслов. "Натуралистический" характер данного символа обретает свой истинный смысл, только если исходить из предпосылки, что истинная символика, очень далекая от того, чтобы быть произвольной и "субъективной", относится к тем сторонам природы, согласно которым она саму себя преподносит как величайший символ. Нужно было забыть, что пламя всегда представлялось всем народам божественным откровением; забыть, что у всех ариев практиковался точный священный обряд возжигания и сохранения огня; что с огнем явственно связывались как мистическая сила "героев" рода, так и "местопребывание порядка", и так далее - чтобы прийти к мысли, что свастика в качестве символа огня была лишь натуралистическим отображением примитивного орудия, служившего этим народам для возжигания огня. Свастика соединяется с порождающим началом Огня и Света, но в высшем смысле: в духовном и, можно сказать, в королевском. В высочайшем смысле это начало может быть названо таинственной печатью "Пра-Света" и "Пра-Огня", которые воплотились и возгорелись в правящих кастах, в их "солнечной" работе над силами более низкого порядка и отстающими пока в совершенстве расами.

Здесь стоит перейти к узловому пункту наших размышлений, а именно - к рассмотрению свастики не только как огненного, но и как полярного символа. Из различных источников следует, что "солнечная" функция, воплощаемая вождями в великих, укоренённых в традиции культурах, соотносилась с функцией "полюса". Вождь представлял собой постоянство, неподвижную точку, вокруг которой происходит организованное движение сил, окружающих короля, ("вождь", от слова "водить", "король", "rex" от "regere" - направлять, править) и располагающихся иерархически. Здесь речь идёт о необходимости установить связь между глубочайшим значением дальневосточной поговорки "неизменность в середине" и словами Конфуция: "Тот, кто правит посредством добродетели (небесный, рожденный из неизменности в середине), равен Полярной Звезде. Он твёрдо стоит на своем месте, а все звёзды движутся вокруг него". Среди прочих, аристотелево понятие "неподвижного движителя" является теологической передачей того же понятия - снова обнаруживаемого в описании "господина мира", "чакраварти" на санскрите. Чакраварти назван "тем, кто заставляет колесо крутиться", колесо царства, в то время как сам он выступает неподвижной точкой, "полюсом", образует середину и опору для упорядоченного движения. В более глубоком смысле здесь, тем не менее, сохраняется и соотнесённость с тем, что может быть названо олимпийским превосходством. "Полярный" символ является символом непреодолимой силы в ее непреодолимом превосходстве, совершенно спокойной мощи свыше, которая узаконивает себя через свое, так сказать, чистое присутствие; которая вызывает непосредственное и опасное переживание чего-то трансцендентного: проявление постоянства "мира бытия" или Горнего Мира, который часто сам изображался через символ огня. Это и есть смысл солнечного символа, который олицетворяет гиперборейский бог Аполлон: он, как Фобос, является не восходящим и заходящим солнцем, а солнцем в виде безмятежного и равномерно распространенного Света; являет собой тождество тому собственно Свету, который окружает олимпийцев, а также чистые, духовные субстанции, рассеянные в мире переживания и становления. Как и в работе солнечного властителя, начатой при символическом гиперборейском короле Йиме, эта тема находит свое отображение в ряду великих нордийско-арийских божеств дня, сияющего неба и Света, и здесь действительно обнаруживают себя следы некой олимпийской пра-духовности.

В настоящее время одним из старейших символов этой духовности, а также "полярной" функции, (в которую та переходит в рамках некой заданной иерархической системы), помимо круга с центром в середине, который даже выстраивали в гигантском виде соответствующим образом расставленными менгирами, является именно "ледовый крест", свастика. Фактически свастика является символом не просто движения, как необоснованно утверждают некоторые, а, как уже было показано Геноном, символом кругового движения, совершаемого вокруг некой неизменной середины или оси: а неподвижная точка является основным элементом, к которому сводится рассматриваемый символ. И даже если свастика выступает как солнечный символ (колесо солнечного Вишну), то он все же имеет отношение к этой идее, то есть, речь идет не о чистой "революции", круговращении солнца, а о солнечном начале, сведенном к господствующему срединному, неизменяемому "олимпийскому" элементу. В этом смысле коловрат является "полярным" символом, который уже в древнейшие времена был проявлением тех значений, которые ему и положено выражать по ходу блистательного развертывания спирали циклов арийских мифологий и королевских режимов, берущих свое начало от северной пра-культуры.

Дальнейший шаг - установление того факта, что "полярный" символ был применим также к определенным культурам и культурным центрам, если они на всем протяжении истории воплощали соответствующую ему функцию. Так, китайская империя называлась "Срединной империей"; Меру, символический индо-арийский Олимп рассматривался как "полюс" земли; символика Омфалоса, эволюционировавшая по направлению к Дельфам, средоточию Традиции дорийско-олимпийской Эллады, вновь возвращает нас к тому же значению; эддический Асгард, воспринимаемый как мистическая прародина северных царских родов, пал вместе с Митгардом, который как раз переводится как срединный двор или срединное место. Даже название центра солнечной империи инков - Куско - по-видимому, подобно Омфалосу, выражает идею "центра" Земли. С другой стороны, многими отмечалось, что Тула (родина гипербореев, согласно эллинским, и даже американским описаниям) означает на санскрите "Весы" и что, в частности, это имя носит зодиакальный знак; согласно же одному китайскому преданию, небесные весы первоначально были Великим Медведем, и это наблюдение - абстрагируясь от факта, что медведь является характерной фигурой в гиперборейском культе - имеет величайшую важность, поскольку символика, относящаяся к Великому Медведю, естественно, тесно связана с символикой "полюса", а значит и со свастикой.

Вновь обретенное ныне благодаря Вирту знание состоит в том, что прародиной белой расы, родовой матери индо-германской и арийской расы, была арктическая, т.е. полярная область; и именно в некий промежуток времени, который предшествует оледенению, вызванному наклоном земной оси и смещением линии равноденствий, небесного экватора. И здесь содержится чрезвычайно многозначительная и располагающая к размышлению идея: а именно идея совпадения символа и действительности, метафизики и физики именно под знаком "полюса". Можно сказать, что для нас доисторический "полярный" цикл северной пра-расы мог бы считаться изначальной манифестацией, изначальным проявлением собственно "олимпийской" духовности и собственно "полярной" функции, которое затем нашло свое отражение везде, посредством восприятия или влияния приводя к возникновению новых культур и традиций, разных по форме, но единых по духу. Образ "центра" и "полюса" может под таким углом зрения быть рассмотрен как традиционный и мета-исторический опознавательный знак, т.к. он восходит к соответствию действительности и символа, если принять во внимание его родину, приходящуюся на географический полюс земли и одновременно имеющую значение и функцию изначального духовного "Полюса".

Мы лишь пересказываем эту идею. Чтобы полностью ее обосновать, мы здесь вынуждены были бы покрыть весьма обширное поле; мы, должно быть, посвятим ему значительную часть какой-нибудь отдельной работы. Тут же мы не можем уклоняться от основного вопроса относительно свастики как северного и "полярного" символа.

С нашей точки зрения, Вирт впал в заблуждение, распространяя на всю северную традицию отдельный культ, который на самом деле являл собой ее искаженную и подвергшуюся "южному" воздействию форму. Как известно, он уделяет особое внимание зимнему солнцевороту; и он полагает, что беспрестанное чередование смерти и воскресения солнца как бога года - на фоне некоего неизменного, представленного преимущественно в женской форме начала (земля, вода, мать, змея, изба и т.д.) - являлось таинством древнейшей северной набожности. Здесь солнце выступает как природа, у которой бывает подъем - восход - и увядание - закат, смерть и воскресение, короче: рождение и проживание. Бессмертной и неизменной для него является скорее Матерь, основа жизни, в которой Солнечный Бог ежегодно умирает и воскресает. В наше время здесь необходимо отметить только то, что уже убедительно изложил Бахофен в своих исследованиях средиземноморской мифологии, чтобы отдать себе отчет в довольно-таки малой "северности" и "солнечности" такого восприятия, которое в действительности придерживается хтонического цикла южного, до-арийского и позднее даже семитического материнского права - цикла великой азиатской богини плодородия. Как раз недавно Альфред Розенберг вынужден был указать на эту удивительную идейную путаницу, которая в случае Вирта определенно должна быть приписана тому обстоятельству, что относящиеся к древнейшим эпохам, т.е. к северному циклу, свидетельства часто находились в смешении с теми, которые были свойственны более поздним и уже вторичным эрами и культурами. Хотя Вирт верно отличает северо-арктическую (гиперборейскую) расу от северо-атлантической, он игнорирует необходимость следовать соответствующему различению по отношению к символу и мотиву - он придерживается как одних, так и других. Уже по свидетельству Авесты, Мо-Уру, то есть, земля и культура матери, появляется только как третье из "творений", стало быть, как цикл, уже отдаленный от северного цикла Арьяны Вэджи.

Если в круговращении года зимний солнцеворот и имеет преимущество в "полярной" символике из-за связи с вертикальной ориентацией (Север-Юг), в то время как равноденственная линия связана с направлением географической долготы (Восток-Запад), тем не менее он представляет собой тему переживания, смерти и воскресения Солнечного Бога в Матери, т.е., тему некоего привнесенного в мир богов становления и вечного изменения, в своей сути анти-олимпийской, близко не стоящей с высокой северо-арийской духовностью темой. Это тема обязана своим возникновением влияниям Юга и означает, в сущности, следующее: Дионис против Аполлона, Локи против асов, смутную потребность мирского бытия в пантеистическом экстазе против спокойной уверенности в себе и естественной сверхъестественности "божественной" расы. То, что рисует нам Вирт, воспринимается поэтому как смешанная символика, которая уже далека от чистого прото-арийского культа и, возможно, с большем правом может быть отнесена к последующей "атлантической" культуре, после того как фактически мы вновь обнаруживаем в "атлантических" свидетельствах множественные следы гинекократической темы.

"Полярный" крест, свастика, напротив, является символом еще не искаженного такими смешениями пра-воззрения, следовательно, он может выступать истинным северным знаком в самом высоком смысле. И именно потому, что, как мы уже сказали, основной сутью этого символа является не изменчивость, но воздействие средней точки, которому эта изменчивость остается подчиненной. На основании этого, солнечный и огненный символизм, который равным образом содержит свастика, приобретает совершенно иное значение, которое непосредственно увязано с явственным ураническим свойством арийских и арио-гиперборейских божеств и культов, с системой строгого патриархата у патрициев, со всем тем, что в духе, как и в этике и в обычаях равнозначно мужественности, властности, порядку и космосу, торжествующему над хаосом.

По существу, в такой идейной взаимосвязи свастика могла бы отсылать нас к некоему содержанию северной мысли, к некому содержанию, которое в высшем смысле может быть названо "классическим" и дорийским из-за причастности этому духу центральности, внутреннего превосходства, проясненности в объятии тем "огнем" и тем источением мощи. Согласно древнейшему преданию, у тех, которые предопределены для власти, должно быть видение небесного колеса: тождественным колесу, опрокидывающим и покоряющим, оно делает и такое начертание. Но одновременно то колесо воплощало "рта", то есть порядок, духовный арийский закон, представленный как божественная колесница в пути. Связь обоих этих понятий образует основополагающую идею самой самодвижущейся свастики: кружащегося, победоносного колеса, сотканного из света и огня, тем не менее с непоколебимым спокойствием, неизменным, вечным постоянством в середине.

Вслед за тем, как в незапамятные времена исчезла северная Прародина, воспоминание о ней перешло из истории в мета-историю, вследствие чего она приобрела характер исчезающей действительности, недостижимой более по внешним путям, но только через духовное делание. И так говорит уже Пиндар - путь к гипербореям не может быть найден ни по воде, ни посуху, а открывается лишь героям, которые, как Геракл, остались верными олимпийскому принципу; так сообщает и Лао-Цзы, что в таинственную область самого дальнего Севера "нельзя проникнуть ни на корабле, ни на повозке, достичь ее можно лишь только полетом духа"; так, подобным же образом, говорится о Шамбхале, гиперборейской Родине из тибетского предания: "она в моем духе".

Возможно, ничто иное, чем знак свастики, не может указывать лучше на этот внутренний путь, а именно на путь того, чтобы и сегодня, поднимаясь на вершину северной Традиции, способствовать подъему новых, глубоко внутренних сил Европы. В индо-арийской свастике уже содержится хорошее предзнаменование. Свастика в самом деле раскладывается как монограмма, которая составлена из букв, образующих формулу пожелания счастья "su-asti", равнозначную латинской "bene est" или "quod bonum faustumque sit". "Что есть хорошего и счастливого, да будет!"...

Юлиус Эвола, с сокращениями